Слово Пастыря
Митрополит Сурожский Антоний:
В бесконечном богатстве личности Всечеловека Христа каждый народ выделил черты святости, которые ближе его сердцу, которые более понятны, которые для него более осуществимы. Сегодня из всего дивного многообразия святости, всего богатства земных и небесных человеческих возможностей, мы празднуем память всех святых, в земли Российской просиявших: людей, которые нам по крови близки, жизнь которых переплелась с самыми решающими событиями нашей истории, людей, которые являются славой нашей земли, богатым, прекрасным плодом сеяния Христова, как о них говорится в праздничном тропаре.
В этом сонме русских святых, мне кажется, можно выделить три черты как характерные свойства русской святости: не в том смысле, что они отсутствовали у других народов, а в том смысле, что эти именно свойства были восприняты и возлюблены в нашей родной земле.
Первая — бесконечное терпение Господне. Святой Апостол Петр говорит, что Бог не медлит Своим судом, а терпит; Он ждет, потому что Он любит, а любовь всему верит, на все надеется, всего ожидает и никогда не перестает. И вот это свойство Христовой терпеливой, бесконечно ожидающей любви, которое так дорого Ему обходится, — потому что терпение означает готовность продолжать выносить, пока не осуществлена воля Божия, ужас и безобразие и страшные картины земли, — это терпение Господне находит свое выражение и в наших святых: не только изумительной выносливостью и выдержкой в подвиге, но и такой открытостью сердца, которое никогда не отчаивается о судьбе грешника, такой открытостью сердца, которое каждого принимает, которое готово последствия этой терпеливой любви нести на себе не только подвигом, но и страданием, и гонением, не отворачиваясь от гонителя, не отрекаясь от него, не выбрасывая из своей любви, но с готовностью, как говорит Апостол Павел, погибнуть даже в вечности, только бы спаслись те, которым нужно спасение.
Другое свойство, которое поразило в Христе русский народ, это величие Христовой униженности. Все языческие народы искали в своих богах образ того, чем мечтали сами быть — лично, каждый человек, и вместе, весь данный народ: они выделяли славу, выделяли власть, могущество, доброту, справедливость. И даже те боги древности, которые погибали ради народа, погибали героической смертью и восставали немедленно в славе.
Но явление Божие во Христе — иное; выдумать Его было нельзя, невозможно, ибо таким никто Бога не мог бы себе представить: Бога, Который делается униженным, побежденным; Бога, Которого народ окружает насмешкой и презрением, прибив ко кресту, издеваясь над Ним… Таким Бог мог явить Себя Сам, но выдумать Его таким человек не только не мог, но и не захотел бы, особенно если помнить слова этого Бога о том, что Он дает пример, чтобы мы были таковыми, каков Он был.
И вот этот образ униженного Христа, этот образ Бога пораженного, Бога побежденного, Бога, Который так велик, что Он может вынести и последнее надругание, оставаясь во всей славе и величии Своего смирения, русский народ возлюбил, и теперь любит, и теперь осуществляет.
И третья черта, которую мне хочется отметить, которая мне кажется общей всем русским святым, это то, что на протяжении всей русской истории святость совпадает с явлением и проявлением любви.
Типы святости чередовались на нашей земле: были отшельники и были монахи, живущие в городах; были князья и были епископы; были миряне и подвижники всякого рода — не забывая и юродивых. Но все они появлялись не случайно, а в тот момент русской истории, когда в том или другом образе подвига можно было яснее явить любовь свою к Богу и любовь свою к людям. И это — одна из радостей нашей трагической, часто темной и страшной истории: что во все ее эпохи — были ли они светлые или мрачные — красной нитью, золотым узором бежала эта струя Божественной любви, и что где приумножался грех, там переизбыточествовала благодать, и где возрастала человеческая жестокость, там проявлялось новое свидетельство Божией любви, загоревшейся в человеческих сердцах, свидетельство жалости Божией, жалости человеческой.
Наши святые — нам родные и близкие; но если мы задумаемся над собою, то можем ли мы сказать, что эти черты являются вожделением, мечтой наших душ, жаждущих вечной жизни? Не ищем ли мы обеспеченности — а не уязвимости, силы — а не пораженности, славы — а не унижения? Является ли наша жизнь во всех или, хотя бы, в основных ее проявлениях любовью, воплощенной в человеке? Находим ли мы в себе это бесконечное, ничем несокрушимое терпение, эту смиренную любовь к ближнему, эту отдачу себя, эту способность никого не отвергать, а, по слову Христову, благословлять всякого, любовью сиять на доброго и на злого, проявлять ту любовь, о которой Апостол Павел нам говорит ?
А если не находим, то мы — вне потока русской святости, вне пути Христова в русской душе и в русской истории. Тогда мы осколок, отбросок. Как это страшно и жалко подумать! И если мы хотим, чтобы зазвенели все струны наших душ человеческих, чтобы зажило в нас и запело все, что может жить и петь песнь Господню, хотя бы и на земле чужой, то мы должны приобщиться именно этим свойствам русской святости, русской святой души, и тогда мы будем едины с теми подвижниками, которые ныне продолжают свой путь спасения земли Русской — кровью и не угасающей любовью. Аминь.
Вместо Постскриптума
Когда мы произносим слова о «Святой Руси», мы подразумеваем пока что недостижимый идеал подлинно православного государства с истинно христианскими ценностями (вопрос, требующий отдельного рассмотрения-нужно ли Царствие Божие на земле, если оно уже есть на Небесах; и если нужно-достижимо ли оно).
Но сейчас не об этом. Вероятно, «Святая Русь» действительно некая абстракция для чересчур восторженных умов, равно как и все разговоры на тему «Москва-III Рим». Но, мы знаем один неоспоримый факт: пускай подлинно христианских государств никогда не было (и,возможно, не будет)-но всегда были отдельные святые люди, становившиеся настоящими маяками- как для современников, так и для их потомков. (Помнится, Бродский сказал, что спасти мир уже невозможно; но каждый человек способен спасти самого себя).
В числе множества русских святых каждый из нас найдет себе наиболее близкого по духу, душевному устроению, мировосприятию и обстоятельствам жизни. Монахи и миряне, мученики и страстотерпцы, пастыри-целители и тихие молитвенники, церковные иерархи и даже государственные деятели. Абсолютно разные судьбы, но единый вектор движения- путь к Богу и желание во всем уподобиться Ему. Именно поэтому все субъективные человеческие различия между, к примеру, Силуаном Афонским и Иоанном Кронштадским в конце земного пути…нет, не стираются-но становятся совершенно неважными.
Собственно, если вдуматься, об этом нам поведало и Писание. Почему апостолами стали вроде бы случайно встреченные Христом рыбаки? Люди из бедных, простых семей, без какого-либо фундаментального образования, вовсе не обладающие интеллектом так называемых «книжников». А потому, что они оказались достаточно чуткими душевно и духовно, чтобы в одночасье бросить все и пойти за Ним. И еще потому, что какой бы невероятной не казалась эта мысль-«каждый человек призван к святости», независимо от места рождения, семьи, происхождения, уровня достатка и глубины образования. В это очень сложно поверить, но весь Новый Завет свидетельствует, что это так. Один из самых почитаемых на Руси святителей, Серафим Саровский, не раз говорил о том, что люди не достигают святости исключительно из-за лености душевной.
Интересно, что люди вечно спорят и об «истинных критериях» святости, и о правомерности канонизации некоторых святых. Хотя, по большому счету, спорить-то не о чем. Святость, прежде всего, от слов свет, светить. Это личность, к которой всегда тянутся люди, причем не из страха, сребролюбия или карьерных побуждений .Это личность не обязательно с даром прозорливости или умением давать конкретные советы на все случаи жизни (как у нас нередко воспринимают старцев). Но, это человек, рядом с которым душа ощущает необыкновенные комфорт, покой, согласие и умиротворение даже заочно.(Например, читая дневники святых отцов).При этом, совершенно не имеют значения пол, национальность, общественный статус, уровень образованности, и даже аскетичность/неаскетичность жизни. Все это становится не более, чем внешней шелухой.
Подлинную святость невозможно не заметить. Серафим Саровский жил в лесной глуши, но к нему шли за отеческим советом отовсюду. Наш современник Николай Гурьянов тихо-мирно обитал на острове, никак себя не рекламировал и обладал потрясающим смирением, но даже «сильные мира сего» почитали за огромную честь просто свидеться с ним.
Молитвами святых до сих пор стоит наш сумасшедший Мир. И когда в день памяти всех святых, в русской земле просиявших, мы оглядываемся на жития и наследие святых отцов, мы получаем повод не только гордиться великими праведниками, но и задуматься о своем жизненном пути.